Замечательный советский писатель, журналист, поэт и драматург Евгений
Шварц, когда заполнял анкеты, не мог заставить себя на вопрос о
профессии ответить «писатель».
«НУ КАК ЭТО ТАК, — недоумевал он, — написать о себе «я — писатель»?
Это всё равно что сказать «я — красавец»!» И писал «драматург», полагая,
что это будет как-то скромнее, ближе к ремеслу, а не к высокому
искусству.
К числу таких терминов, никак не стыкующихся с местоимением «я», принадлежит — или принадлежало — слово «интеллигент».
читать дальшеВ советское время интеллект, интеллигенция, интеллигентность имели
очень высокий статус, и вся советская культура этот статус поддерживала.
Была мода на интеллигентность — и это тот нечастый случай, когда моду,
повальное увлечение чем-либо можно только приветствовать.
Но пришли «перестройка», «гласность», «свобода слова» — и тут попёрло.
СМИ были переданы в руки бандитов и олигархов. Настоящая, советская,
интеллигенция в этих СМИ шельмовалась: типа, эта, как «совки», в натуре!
«Демократическая интеллигенция», отпихивая друг друга локтями,
бросилась обслуживать вкусы братков и ублажать ростовщиков и
спекулянтов.
Наивная публика, наслушавшись причитаний про зверства советской
цензуры, уже приготовилась читать, смотреть и слушать извлечённые из
ящиков и сейфов шедевры, которым позавидовали бы Толстой и Шекспир, над
которыми хохотал бы Чарли Чаплин и ронял бы слезу Моцарт.
Но в ящиках, сейфах и прочих потаённых местах у «творцов» ничего,
кроме чернухи, порнухи, мусора и тараканов, обнаружено не было…
Вот, собственно, после этого слово «интеллигент» приобрело ярко
выраженный отрицательный смысл, назвать кого-то интеллигентом стало
означать не похвалу, а клеймо.
И опять не стыковались слово «интеллигент» и местоимение «я», но по
другой уже причине. Как ни одна девица, обслуживающая в постели
клиентов, не похвалялась своим жёлтым билетом, так и «демократическая
интеллигенция», обслуживающая в СМИ капиталистов, интеллигенцией себя не
именует. Ну неприличным сделалось — точнее, они сами сделали — это
слово.
Я думал об этом, когда показывали по телевидению сочащийся холуйством
и раболепием фильм про «августейшее семейство» Николая II — изделие
лакействующих «творцов».
Вот у Николая и Алисы рождается сын. Событие вполне рядовое, в тот же день в России появились на свет многие тысячи младенцев.
И вот здесь интересно вспомнить реакцию человека, чьё имя стало
синонимом интеллигентности, — Антона Павловича Чехова. Куприн в своей
статье «Памяти Чехова» пишет, как очень волновалась по случаю родов
некая дама из его круга, как доктор Чехов её успокаивал и объяснял, что и
как будет происходить и какая радость будет увидеть младенца. Всё так и
получилось, восхищённый муж интересовался у Чехова, откуда он так
хорошо всё знает, а Чехов ответил:
— Да ведь, когда я жил в деревне, мне же постоянно приходилось принимать у баб. Всё равно — и там такая же радость.
Эта мысль свободного, по-настоящему интеллигентного человека была
настолько необычна по тем временам, что Куприн даже подчеркнул эти
чеховские слова. Как же так — и дама, и баба рожают одинаково? И в
крестьянской семье, и в барской — такая же радость?
Значит, было уже в жизни Чехова описанное им прекрасное утро, когда
он проснулся и почувствовал, что в его жилах течёт не рабская кровь, а
настоящая человеческая.
А вот в жизни авторов этого раболепного фильма такого утра не было — и, похоже, никогда не будет.
Ликование толпы по поводу рождения одного из многих тысяч младенцев
можно показать, но показать по-разному. Можно — сливаясь в холуйском
экстазе с толпой (как сделали это авторы), а можно — отстранённо и с
сочувствием: вот ведь охмурили несчастных людей, воспитанных в рабстве и
невежестве, лучше бы они о своих детях так радовались.
А как в России обстояло дело с детской смертностью при Николае II, показывает статистика.
«По данным за 1908—1910 гг. количество умерших в возрасте до 5 лет
составляло почти 3/5 общего числа умерших. Особенно высокой была
смертность детей в грудном возрасте» (Рашин. «Население России за 100
лет. 1811—1913 гг.»).
«…в 1905 г. из каждой 1000 умерших обоих полов в 50 губерниях
Европейской России приходилось на детей до 5 лет 606,5 покойников, т.е.
почти две трети. Из каждой 1000 покойников мужчин приходилось в этом же
году на детей до 5 лет 625,9, из каждой 1000 умерших женщин — на девочек
до 5 лет — 585,4. Другими словами, у нас в России умирает ежегодно
громадный процент детей, не достигших даже 5-летнего возраста, —
страшный факт, который не может не заставить нас задуматься над тем, в
каких же тяжёлых условиях живёт российское население, если столь
значительный процент покойников приходится на детей до 5 лет» (Н.А.
Рубакин. «Россия в цифрах», С.-Петербург, издание 1912 г.).
По данным сборника С.А. Новосельского «Обзор главных данных по
демографии и санитарной статистике» издания 1916 года, в 1902—1906 годах
из тысячи родившихся младенцев умирали 253, в 1907—1911 годах — 244.
Но это — в среднем. В Нижегородской губернии из тысячи детей умирали
340, в Вятской — 325, в Олонецкой — 321, в Пермской — 320, в Костромской
— 314 (Д.А. Соколов, В.И. Гребенщиков. «Смертность в России и борьба с
ней», 1901 г., «Движение населения в Европейской России за 1908, 1909 и
1910 гг.»).
«…Прошло 25—30 лет… Во всех государствах смертность сильно
понизилась, даже там, где она весьма низко стояла, как, например, в
Швеции, где она уменьшилась чуть не вдвое с 13,2 до 7,5. Наоборот,
России, по этим данным, относящимся к 1901 г., не только сравнительно с
европейскими, но и со всеми государствами (исключая одну Мексику, где
коэффициент достигает 30,4) принадлежит печальное первенство в смысле
потери наибольшего числа младенцев в течение первого года их жизни
сравнительно с числом родившихся в том же году, а именно, на 100
живорождённых приходится 27,2 умерших на первом году жизни» (П.
Георгиевский. «Смертность младенцев в возрасте от рождения до одного
года в 1909, 1910 и 1911 годах в Европейской России», 1914 г.).
Статистику можно приводить ещё и ещё.
Но почему «демократических интеллигентов», сделавших этот
лизоблюдский фильм, ничуть не интересуют здоровье и жизнь сотен тысяч и
миллионов детей, погибавших в царствование Николая II? Почему весь их
пафос вертится вокруг одного ребёнка и одной семьи — в России были
миллионы детей и миллионы семей? И судьбы их складывались куда
трагичнее, чем у «августейшего семейства», — и во многом по вине этого
семейства: кого-то Николай посылал за тридевять земель воевать с
японцами, кого-то по его приказу убивали у Зимнего дворца или
расстреливали на Ленских приисках, кто-то просто погибал от болезней,
потому что деньги шли не на здравоохранение, а на помпезные храмы…
Впрочем, чем хороша «демократическая интеллигенция» — так это своей
покладистостью. Уверен я почему-то, что, если тем же творцам заплатить
вдвое больше, они тут же другой фильм сварганят, такую «смерть тиранам»
отчебучат, что дантоны с робеспьерами кроткими овечками покажутся.
Александр ТРУБИЦЫН.
Оригинал статьи в газете Правда
@темы: Публицистика, Общество, Статистика, Правда, Интеллигенция